Юра Шатунов, Сергей Серков, Александр Прико, Костя Пахомов, Миша Сухомлинов, Игорь Игошин… В середине 80-х эта отчаянная шестерка пацанов из детдома скинула с себя тяжкий груз интернатовского прошлого и рванула покорять Москву. Золушки в мужском обличье — именно так окрестили ребят из группы “Ласковый май” в столице. Правда, концовка их сказки оказалась не столь радужной, как у Шарля Перро. Однажды в полночь их карета превратилась в тыкву навсегда. Сиротские белые розы увяли, так и не успев распуститься.
Сергей Серков входил в первый состав легендарного коллектива. Он был лучшим другом Юры Шатунова и любимчиком Андрея Разина. Этот человек никогда не давал интервью — не желал ворошить прошлое. Накануне 20-летнего юбилея популярной советской группы Сергей согласился поведать свою историю.
На сцену они выходили вместе — 14-летний солист популярной группы и 13-летний барабанщик. “Встречайте, Юра Шатунов и его лучший друг Сережа Серков!” — кричал со сцены Разин под оглушающие визги малолетних фанаток.
Приятельские отношения между сиротами зародились в оренбургском интернате №2 за совместным распиванием дешевого портвейна на задворках учебного заведения. Тогда же ребята скрепили свою дружбу кровью и зареклись не расставаться, что бы ни случилось. Они искренне верили, что наивная мальчишеская клятва “на крови” надежнее любого “честного пионерского” слова, к которому так трепетно относились все советские школьники. И уж подавно никто из этих парней не мог предположить, что спустя каких-то пять лет судьба разведет их по разные стороны баррикад.
— Со мной? Интервью? — искренне удивился Серков моему телефонному звонку. — Впрочем, мне есть что рассказать. Я живу недалеко от Поклонной горы, приезжайте…
Окончательно заплутав среди тесно посаженных развалюх-пятиэтажек, я набрала номер Сергея и попросила встретить меня. Однако проводить меня к дому вышел не он, а женщина лет сорока, в меховой шапке и старомодной нутриевой шубе до пят.
— Я вас оставлю, — мило пролепетала она уже в квартире. — Сереженька, вернусь поздно…
На прощанье — дежурная улыбка и нежный поцелуй в губы.
— Это моя жена, — немного смущаясь, объяснил позже Серков. — Мы уже одиннадцать лет вместе. Она преподает французский язык в школе. Разница в возрасте у нас, конечно, существенная, но разве это главное?
Непоправимая ошибка
Мы расположились в гостиной. Молодой человек тряхнул озорной челкой, поправил длинные кудри и закурил. Первые десять минут я не могла оторвать взгляда от собеседника. Восемнадцать лет назад фотографии Сергея украшали плакаты, продаваемые в палатках “Союзпечати”. Казалось, он совсем не изменился. Тот же наивный неискушенный взгляд, приятная улыбка, немного гнусавый голос и по-детски трогательное волнение перед журналистом.
— В интернате я оказался не случайно. Мать не хотела меня рожать, — начал Сергей. — Ее сразу предупредили: либо помрете, либо родите дауна. Меня ведь зачали в пьяном состоянии, ну каким я еще должен был получиться? Отца периодически сажали в тюрьму. Мать в это время сбегала из дома. Старенькой бабушке ничего не оставалось, как пристроить меня в детский дом. В интернате приходилось выживать, думаю, покруче, чем на зоне. Чтобы стать своим, надо было несколько месяцев “прописываться” — побои, унижения, все терпел… Мы ведь с Васильичем (Юрий Шатунов. — И.Б.) не раз сбегали, ночевали в подвалах, на чердаках, голодали неделями…
В 1985 году худруком школы-интерната назначили временно безработного Сергея Кузнецова, который позже стал автором знаменитого шлягера “Белые розы”. Молодой человек проводил школьные дискотеки в крошечном помещении, инсценировал спектакли с учащимися интерната, а в свободное время сочинял музыку. Однажды он решил организовать школьный ансамбль.
— Музыкального образования ни у кого из нас не было. Шатунов как мог пел и бренчал на гитаре, Кузнецов играл на деревянных клавишах, а я тупо стучал по барабану. С профессиональный точки зрения Юрка был слабоват, но все тащились от его тембра голоса, — продолжает Серков.
В 1986 году Сергей Кузнецов записал первый альбом — “Белые розы”. Несмотря на то что качество записи оставляло желать лучшего, автор песен рискнул предложить свою продукцию в одну из музыкальных палаток Оренбурга. За альбом композитор получил шестьдесят рублей. А через два месяца о детдомовской группе “Ласковый май” узнал весь Советский Союз.
В беседе с журналистом “МК” Сергей Кузнецов признался, что считает создание группы “Ласковый май” непоправимой ошибкой, которая в дальнейшем перечеркнула всю его жизнь: “Просто я решил доказать самому себе, что смогу сам организовать ансамбль. К этому решению меня сподвигло творчество композитора Дидье Моруани, популярного в 80-х… Мы до сих пор с ним переписываемся. Он говорит, что пребывает в восторге от моих инструментальных композиций, но я не верю в искренность его слов… Ведь я неоднократно предлагал музыкальным продюсерам свои работы. Обошел порядка сорока компаний. Но положительного ответа так и не получил…”
Закурив очередную сигарету, Серков решил продолжить беседу под песни “Ласкового мая”.
— Когда появился Разин, мы уже больше года существовали как самостоятельный коллектив, — рассказывает Сергей. — Андрей же утверждает, что для раскрутки группы он покупал коробки аудиокассет с песнями “Ласкового мая” и отдавал товар проводницам железнодорожных поездов. Те, в свою очередь, распространяли продукцию среди пассажиров. Это вранье. Подобная практика существовала у группы “Мираж”. “Май” стал популярным благодаря только что образовавшимся пиратам. Так что Разину ничего не пришлось делать для раскрутки ансамбля, ему даже не требовалось вбухивать деньги в рекламу. Оставалось только косить бабло.
Пробные гастроли “Ласкового мая” датируются 1988 годом. Разин тогда был дилетантом в организации масштабных мероприятий, поэтому решил перестраховаться. На зрительский суд он вывел “левый” коллектив. Турне настоящего “ЛМ” начались гораздо позже.
— Профессиональную фонограмму записывали в Москве — туда Разин отправил одного Юрку, — вспоминает Серков. — От Шатунова не было вестей несколько месяцев. Меня к тому времени уже отчислили из школы, и я поступил в строительное ПТУ. Учился на слесаря промышленного оборудования, думал в будущем стать наладчиком станков. Мать к тому времени умерла, отец постоянно пребывал подшофе, да мы с ним практически не общались. Про нашу интернатовскую группу я начал постепенно забывать…
Кузнецов с Шатуновым вернулись в Оренбург спустя три месяца.
Кудряшов постоянно шептал Юрке: “Ты лучший”
Первые гастроли настоящего “Ласкового мая” состоялись в Ижевске. Именно там Серков познакомился с Андреем Разиным и новым администратором группы Аркадием Кудряшовым.
— С Разиным мы практически не общались, видимо, ему было не до нас. Он постоянно суетился, решал какие-то денежные вопросы, а на группу ему по большому счету было наплевать, — выдыхает сигаретный дым Серков. — Зато администратор Кудряшов с самых первых дней не отлипал от Юрки, он постоянно шептал ему: “Ты самый лучший”. Эти слова как заклинание действовали на Шатунова. Было понятно, что Кудряшов изначально планировал зарабатывать на нем. Ребята из коллектива предполагали, что Аркадий каким-то невероятным образом загипнотизировал Юру. Он мастерски отсеивал от Шатунова всех его друзей. В результате Юрка полностью оказался под его влиянием, он изменился, стал прислушиваться только к его советам, доверять его мнению. Последней каплей стал инцидент, когда Шатунов откровенно послал своего наставника и учителя Кузнецова…
Сергей Кузнецов покинул коллектив в 1989 году. Через два месяца создал альтернативу “Ласковому маю” — группу “Мама”. Композитор неоднократно пытался переманить к себе Шатунова, но тот дал категорический отказ.
— Наверное, Юрка сделал правильный выбор, оставшись с Разиным. Ведь Кузя был неизлечимым алкоголиком, — утверждает Серков.
На низкий журнальный столик собеседник выкладывает скудную стопку архивных фотографий.
— Вот съемки нашего первого выступления, — демонстрирует изрядно потертую мутную карточку Серков. — Это был мрак! Ведь тот концерт прошел без единой репетиции. Меня поставили на барабаны, хотя к тому моменту я мог стучать только по консервным банкам. Но фонограмма сделала свое дело. Отыграли чисто.
По словам Сергея, первые полгода ребята отрабатывали в среднем по пять-шесть концертов в день. Выступления начинались с десяти утра, заканчивались поздней ночью. Деньги участникам группы выплачивали исправно. Серков получал от 30 до 50 рублей за одно выступление. А вот Шатунову не начисляли конкретную сумму. Он брал из общего котла столько, сколько ему требовалось в данный момент.
— На протяжении многих лет по стране колесили три настоящих “Ласковых мая”, — рассказывает Серков. — В одном солировал Шатунов, в другом — Разин, в третьем — Костя Пахомов. Существовали еще три подставных “Мая” — это собственность Разина. Там трудились никому не известные музыканты под псевдонимами Шатунов и Пахомов. Андрей всегда стремился выжать из этой идеи максимальное количество денег.
Со временем Разин разработал внутри коллектива систему жестких штрафов. Участникам группы запрещалось пить и курить. Штраф за выкуренную сигарету составлял от 25 до 50 рублей. Спиртное обходилось в 100 рублей. Но самым страшным прегрешением считались развлечения с девочками. За подобную шалость музыканта могли сразу же уволить. Впрочем, для особо ценных артистов делали исключение, увольнение могли заменить штрафом — бесплатная отработка двадцати концертов.
— Меня и Шатунова не касались эти поборы, — утверждает Сергей. — Мы входили в категорию любимчиков. Поддатыми на сцену мы не позволяли себе выходить. Этим грешил только Кузнецов. Нам с Юркой тогда стукнуло 14 лет, о каком пьянстве могла идти речь? Лично я пристрастился к этому делу в шестнадцать лет. Признаюсь, квасил страшно. Если бы вовремя не остановился тогда, вероятно, меня бы уже не было в живых.
— Ну раз вы были любимчиками Разина, то соответственно и жили в Москве по высшему разряду? — интересуюсь я.
— У нас с Шатуновым была отдельная квартира, в то время как остальные музыканты ютились в крошечной комнатушке. Также к нам приставили личную охрану. Мы передвигались исключительно на правительственном лимузине “Чайка” либо на раритетном “Мерседесе”, тогда как другие участники группы даже на концерты добирались на метро. Вообще Разин по-отечески оберегал нас с Юркой от всяких неприятностей. Мы не знали, что такое денежный кризис или проблемы с рэкетирами. А развлекались мы с Васильичем скромненько. Раз в неделю отоваривались на Рижском рынке шмотьем и сигаретами, смотрели видак, бренчали на гитаре или резались в игровую приставку “Микроша”.
Сергей Серков: “Разин уволил меня из-за девушки”
Для Сергея Серкова сказка под названием “Ласковый май” оборвалась в 1990 году.
— Конечно, я не по своей воле ушел из группы, — вздыхает молодой человек. — Во время гастролей по Белоруссии ко мне в гостиничный номер постучалась девчонка. “Я убежала от пацанов сверху, пустишь укрыться?” — пролепетала она. Мы даже не успели ничем заняться, как в мой номер ворвался клавишник Женя, по совместительству разинский стукачок. Я тогда понял, что скандала с Разиным не избежать. И действительно, через пять минут Андрей вышиб дверь ногой. “Серков, это кто?” — брезгливо указал он на даму. Я не выдержал, сорвался на крик и на глазах Разина стал ломать новые барабанные палочки, которые он мне купил днем раньше. На следующее утро группа отправилась на концерты без меня. Сейчас я понимаю, что скорее всего это была подстава со стороны Кудряшова. Ему было выгодно мое увольнение. Он давно хотел избавиться от меня, не раз намекал об этом Разину — я был единственный человек, которому еще доверял Шатунов.
— Ты не пробовал разрешить возникшую проблему с Разиным?
— В тот момент ему было уже наплевать на меня. Но вот чего я до сих пор не могу понять: почему Шатунов не нашел меня, не позвонил?.. И все-таки нам с Юркой суждено было встретиться. Это произошло семь лет назад. Разин тогда выдвигался в депутаты Ставропольского края, и ему необходим был мощный пиар. Он собрал у себя в доме всех бывших участников “Ласкового мая”. Вечером, после концерта, я сидел в холле и смотрел фильм “Вспомнить все”. Вдруг подошел Юрка и начал пересказывать сюжет картины. “Я смотрел этот фильм десять раз”, — прервал его я. И тут раздался голос Кудряшова: “Юра, пора спать”. Это была наша последняя встреча.
— Чем же ты занимался все эти годы?
— После развала “Мая” меня накрыл жуткий депрессняк, как, собственно, и всех ребят. Мы с клавишником Сашкой Прико страшно бухали. Одно время подрабатывали в гостинице “Славянская” грузчиками. Потом я торговал часами. На выпивку хватало. Период запоя растянулся на шесть лет. Однажды меня сильно избили на рынке, когда я отоваривался портвейном. Чуть богу душу не отдал. Тогда решил завязать с этим делом. Устроился звукооператором в программу “Спокойной ночи, малыши!”. А сейчас опять остался без работы. Решил вернуться к музыке. Записал сольный альбом. Но вряд ли он будет иметь успех — на промоушн денег мне не наскрести.
— Неужели у тебя не осталось никаких связей в шоу-бизнесе?
— А ты думаешь, почему никто из выпускников “Ласкового мая” больше не вернулся на сцену? В свое время Разин запрещал нам общаться с коллегами по цеху. Даже на совместных гастролях мы не могли перекинуться парой слов с музыкантами. На самом деле Андрей ничего не делал для продвижения группы. За пять лет нашего сотрудничества мы не провели ни одной репетиции, только прослушивали фонограмму. Если бы Разин заботился о творчестве, “Ласковый май” так быстро не сдулся, а музыканты бы не спились.
Двое похорон и ни одной свадьбы
Эпопея под названием “Ласковый май” завершилась в январе 1992 года. Имена экс-музыкантов популярной группы канули в небытие. Некоторых из них давно нет в живых. О трагической гибели этих людей в газетах не написали ни строчки. Остальные участники этой истории влачат жалкое существование Но каждый из них не перестает повторять: “Я настоящий ласковый маевец!”
Сергей Кузнецов сегодня живет в Оренбурге. По-прежнему пишет музыку и сочиняет песни для подростковых групп. Правда, сегодня его творения уже никому не интересны. “Я распрощался с “Ласковым маем”, потому что меня не устраивала роль машины, которая пишет хиты. Гонорары мне выплачивали мизерные. Когда я предложил Разину расстаться, он ответил: “Напиши для Юрки еще один альбом, а мы в течение десяти лет будем выплачивать тебе по 25 тысяч долларов в месяц”. Я дал согласие, но потребовал аванс. На этом наши переговоры закончились. Вероятно, Разин в очередной раз решил обвести меня вокруг пальца, — жалуется Кузнецов. — Работа с “Ласковым маем” коренным образом подкосила мою дальнейшую жизнь. Я не хочу больше жить. Каждый раз, выходя из дома, надеюсь, что в конце концов какой-нибудь забулдыга шлепнет меня. Что касается семьи… В силу своей ориентации жизнь не сложилась. Дети? Наверное, где-то есть. Был грешок по молодости…”
Клавишник Саша Прико — выпускник все того же оренбургского интерната №2 — продержался в группе всего несколько месяцев. 15-летнего подростка уволили за банальное пьянство. Шустрый паренек не растерялся и на заре перестройки устроился в одну из первых фирм по торговле недвижимостью. Занимал должность начальника склада. Вторым местом работы стала торговая точка на ВДНХ. Продавал дубленки и радиотехнику. Но вскоре этот бизнес прикрыли налоговые органы. Прико вернулся в Нижний Тагил. По словам знакомых Александра, он сильно пьет и временами играет джаз в привокзальном кафе.
Вокалист Константин Пахомов одним из первых покинул группу. Все эти годы он пытался сколотить собственный ансамбль, пробовал выступать с концертами в небольших ресторанах. Говорят, он до сих пор за бесценок исполняет песни “Ласкового мая” на свадьбах и корпоративных вечеринках.
Бас-гитаристу Игорю Игошину было чуть больше двадцати лет. Его тело обнаружили 29 февраля 1992 года на козырьке дома… После ухода из группы парень загремел в армию. По окончании службы вернулся в Москву к любимой девушке. Далее история развивалась по классическому сценарию. Невеста не дождалась жениха и объявила Игошину о предстоящей свадьбе. Игорь присутствовал на том торжестве в качестве гостя. Выпив лишнего, повздорил с друзьями новоявленного супруга. Завязались драка. Окровавленного Игошина отправили домой. А через час он выпрыгнул из окна четвертого этажа. Его похоронили седьмого марта на Хованском кладбище. Правда, тропинка к могилке уже давно заросла бурьяном.
29 сентября 1993 года не стало клавишника Миши Сухомлинова. Говорят, играть на клавишах он так и не научился. Зато в пятнадцать лет уже запросто общался с Аллой Пугачевой, с Володей Пресняковым и другими звездами. Его называли не иначе как Михаил Петрович. После ухода из “Ласкового мая” Сухомлинов занялся бизнесом. В 18 лет купил “Кадиллак”… Его застрелили прямо у подъезда Шатунова на Кантемировской улице. Похоронили парня на Домодедовском кладбище. А на поминальные девять дней кто-то поджег крест на его могиле.
Юрий Шатунов интервью практически не дает. Обычно за него с журналистами предпочитает общаться продюсер Аркадий Кудряшов:
— Когда не стало “Ласкового мая”, все забыли про Шатунова. Он оказался никому не нужен. Мы понимаем, что здесь у Юрки уже не будет той славы. Это огорчает. Его даже на улице перестали узнавать, поэтому он может спокойно ездить на метро. Сейчас мы с Юрой снимаем в Москве маленькую однокомнатную квартиру в спальном районе — все, на что хватает денег. Никакой студии и сети ресторанов в Сочи, как пишут газеты, у него нет. Все это сказки Андрея Разина. Великий комбинатор всегда учил нас: “Не признавайся в том, что ты нищий. В нашей стране нищие никому не нужны…”
По материалам МК
